Насилие как стиль жизниВозможно, есть чувства мне недоступные. Те, что я упорно гнал от себя всю свою сознательную жизнь. Я видел слишком много предательств и лжи. Слишком много чужих разбитых сердец, проданных душ. Они прошли через мои руки как камешки в четках, им не было конца. Страх, жадность, похоть, зависть, гнев, гордыня – словно клавиши на чудовищном инструменте, нет тех, кто мог бы устоять. Человеческие чувства, человеческие желания. На уровне инстинктов – избежать боли, получить награду.
Нужно только разобраться, что причиняет человеку настоящую боль и он твой - легко управляемая машина.
Главное, чтобы машина не догадалась о том, что тот, кто ей управляет, тоже боится боли и тоже снедаем страстями и желаниями.
Поэтому нельзя показывать слабых мест. Нельзя быть уязвимым.
Можно создавать иллюзии и носить маски. Пусть враги упорно жмут не на те клавиши. Малую боль можно терпеть.
Тогда они скажут – это человек без сердца. Человек без чувств…
Сегодня я вспоминаю сказки, да, это как спрятать жизнь на конце иглы.
Но что будет если игла сломается случайно?
Цена власти -обречь себя на одиночество… Слишком высокая цена.
Страшно, то, что заплатив однажды, ты будешь платить всю жизнь.
Однажды, несколько лет назад, мне захотелось стать простым человеком. Обнять за плечи любимую женщину, пройти с ней по аллее сада, увидеть, как наши дети собирают золотые листья. Мне захотелось простого мещанского счастья. С посиделками у камина вечером, с непременным поцелуем в щеку пахнущую топленым молоком на ночь, с запахом утреннего кофе и утренней возней в постели. Мне отчаянно этого захотелось.
Тогда была Флоренция. Выстрел на площади. Свобода. Документы Лекса Вайса, молодого финансиста, у которого все это было – семья, любимая девушка, дом в пригороде Берлина. Я тогда приехал на его могилу и извинился перед ним за то, что краду у него все это богатство…
Я не знал, что у меня ничего не получится. Как я был смешон!
Я долго и придирчиво выбирал дом в Версале… Когда я наконец его купил, я как порядочный буржуа познакомился с соседями. Я сказал, что моя жена в отъезде и приедет, когда я закончу ремонт… Я не помню что это были за люди, даже не помню их лиц.
Потом я начал капитальный ремонт и отделку дома.
Когда ко мне приехал дизайнер и спросил, что я хочу, я понял, что совсем ничего не знаю о ее вкусах, материалов досье было явно недостаточно. А мне так хотелось, что бы наш общий дом ей понравится… Я пытался угадать, найти лучшие сочетания цветов, запахов, предметов, фактур… Я отчаянно жалел, что не спросил ее, когда у меня была возможность, нравятся ли ей шелковые простыни и какой цвет стен она предпочитает. Любит ли она, когда двор замощен круглым булыжником или засажен газоном? Какого цвета должна быть черепица, какой формы крыша. Стоит ли делать спальню в мансарде?
Это было похоже на игру, я думал о ней, я ставил себя на ее место, я думал, чему она улыбнется, когда войдет, что ее может огорчить. Я перестраивал, перекраивал, переделывал все бессчетное количество раз, я не думал о том, что она просто может никогда не приехать…
Я не думал. Я был уверен, что найду ее. Был уверен, что найду слова, которые меня оправдают.
Я был готов поменять внешность, стать Лексом Вайсом, на самом деле и никогда не признаться ей кто я. Короче говоря, это была тысяча и одна идея как вернуть себе потерянную женщину.
А потом… Я просто не смог ее найти. Она словно исчезла отовсюду сразу. Даже слежка за ее бывшими друзьями не дала ровным счетом ничего.
Регистрационные номера документов, которые я ей выдал, последний раз фигурировали в аэропорте Нью Йорка, а потом терялись. Ценные бумаги, счета в банках так и остались неактивированными, я надеялся, что она хотя бы из любопытства обратиться в банки, но этого не произошло. Тогда я начал просматривать вручную базы данных населения, отыскивая женщин ее возраста с похожими характеристиками. Я сутками просиживал перед экраном, я стал боятся солнечного света, потому что нестерпимо болели глаза, я вглядывался в бесчисленное количество лиц, глаз, я перестал их различать. Мне все казались одинаковыми. Меня охватило острое невыносимое отчаяние.
Я не помню что было потом. Кажется, мои сердобольные соседи отправили таки меня в соответствующую клинику.
Потом появился Б., он хотел, что бы я вернулся, но я отказался, тогда он предложил мне «проектную работу». Во мне было столько отчаяния, столько не выплеснутой злости, что я согласился. Нет, я не жалел о своем выборе. Я гасил чужие жизни, как гасят свечи, без сожалений и лишних раздумий. Я всего-навсего, отнимал у них то, чего, я знал, никогда не будет у меня.
Дом в Версале я забросил. Я так и не нашел в себе сил туда вернуться.
У меня больше не было дома. Только гостиницы и съемное жилье. Я нигде не оставался подолгу.
Однажды, поздней осенью я увидел ее. Она шла, спрятавшись под рыжим смешным зонтиком. Забыв о приличиях, я окликнул ее по имени. Она обернулась. Конечно, это была другая женщина. Даже совсем не похожая на мою, давно потерянную. Но, повинуясь, внезапно охватившему меня чувству я пригласил ее выпить кофе.
Я помню ее очень хорошо. Ее звали Анна Лиис, ей было сорок восемь лет и она работала библиотекарем. У нее были совершенно чудесные волосы, и сеточка морщин в уголках глаз, она не была красива, но мне это не казалось важным. Она говорила, что я гожусь ей в сыновья, и всячески противилась моим ухаживаниям. Меня это забавляло. Я засыпал ее цветами и шоколадом. Я шептал ей все те слова, которые не смог сказать совсем другой женщине, я зарывался лицом в ее пушистые рыжие волосы и думал, что быть может мне удастся себя обмануть… Нет. Я никогда так не думал. Возможно. Не помню.
Недели три или четыре спустя, она пригласила меня к себе. В ее гостиной горел камин, она налила мне вина в пузатый бокал, а потом развязано улыбнулась и села мне на колени. Пятидесятилетняя дура.
Я убил ее. Просто так. За рыжие волосы, за имя, которое она не имела права носить, за все слова которые я ей сказал. Пока я вытирал отпечатки пальцев и наводил порядок, я подумал, что неплохо бы было бы взять себе что то на память, о той минуте, когда я окликнул ее на осенней улице. Я вспомнил этот смешной обычай отрезать локон волос у невесты. Мне показалось это забавным. Я поискал ножницы, они нашлись в кабинете на письменном столе. Я ушел из ее квартиры, унося в кармане пальто этот никчемный сувенир.
Позднее я понял, что мне доставляет удовольствие держать на ладони это медно золотистое колечко и любоваться им. Вспоминать мою потерянную любовь, и представлять себе оттенок ее волос. Чуть темнее или чуть светлее? Чуть больше каштана или чуть больше золота? Это было почти так же увлекательно, как украшать дом в Версале.
Потом я прочитал об убийстве мадам Лиис в газетах и это меня позабавило. Мне всегда нравилось ходить по самому краю бездны. Еще со времен войны.
Тогда я нашел вторую женщину…
Они все были игрушками. Бездушными куклами. Я играл. Я знал, что сделать, что бы кукла засмеялась или заплакала. Их приятно было обольщать, соблазнять, пугать. Они были предсказуемыми, и полностью в моей власти. Все одинаковые, похотливые, жадные, трусливые ведьмы.
С исключением я столкнулся лишь однажды. Девочка студентка химического факультета.
Совсем юная, очень красивая, очень решительная. Она единственная не испугалась. Сейчас я думаю, что мог бы в нее влюбиться… Жаль. Ее единственную мне жаль. Дурочка, она плеснула мне в лицо кислотой. Я чуть с ума не сошел от боли… или сошел.
Снова клиника, Б в бешенстве.
Все сначала… По кругу, по кругу.
Теперь я знаю, моя мимолетная мечта о простом человеческом счастье была блажью. Химерой.
Я не создан ни для чего подобного.
Даже если я найду нужные слова, я не смогу их сказать. Даже если я скажу их, за ними не будет ничего кроме слов.
Рядом со мной, та самая, настоящая, но не могу же я привести ее в старый запыленный дом в Версале?
И даже если мог бы, что я буде делать, когда при свете полной луны, мои нареченные придут требовать исполнения данных мне обещаний?
Нужно только разобраться, что причиняет человеку настоящую боль и он твой - легко управляемая машина.
Главное, чтобы машина не догадалась о том, что тот, кто ей управляет, тоже боится боли и тоже снедаем страстями и желаниями.
Поэтому нельзя показывать слабых мест. Нельзя быть уязвимым.
Можно создавать иллюзии и носить маски. Пусть враги упорно жмут не на те клавиши. Малую боль можно терпеть.
Тогда они скажут – это человек без сердца. Человек без чувств…
Сегодня я вспоминаю сказки, да, это как спрятать жизнь на конце иглы.
Но что будет если игла сломается случайно?
Цена власти -обречь себя на одиночество… Слишком высокая цена.
Страшно, то, что заплатив однажды, ты будешь платить всю жизнь.
Однажды, несколько лет назад, мне захотелось стать простым человеком. Обнять за плечи любимую женщину, пройти с ней по аллее сада, увидеть, как наши дети собирают золотые листья. Мне захотелось простого мещанского счастья. С посиделками у камина вечером, с непременным поцелуем в щеку пахнущую топленым молоком на ночь, с запахом утреннего кофе и утренней возней в постели. Мне отчаянно этого захотелось.
Тогда была Флоренция. Выстрел на площади. Свобода. Документы Лекса Вайса, молодого финансиста, у которого все это было – семья, любимая девушка, дом в пригороде Берлина. Я тогда приехал на его могилу и извинился перед ним за то, что краду у него все это богатство…
Я не знал, что у меня ничего не получится. Как я был смешон!
Я долго и придирчиво выбирал дом в Версале… Когда я наконец его купил, я как порядочный буржуа познакомился с соседями. Я сказал, что моя жена в отъезде и приедет, когда я закончу ремонт… Я не помню что это были за люди, даже не помню их лиц.
Потом я начал капитальный ремонт и отделку дома.
Когда ко мне приехал дизайнер и спросил, что я хочу, я понял, что совсем ничего не знаю о ее вкусах, материалов досье было явно недостаточно. А мне так хотелось, что бы наш общий дом ей понравится… Я пытался угадать, найти лучшие сочетания цветов, запахов, предметов, фактур… Я отчаянно жалел, что не спросил ее, когда у меня была возможность, нравятся ли ей шелковые простыни и какой цвет стен она предпочитает. Любит ли она, когда двор замощен круглым булыжником или засажен газоном? Какого цвета должна быть черепица, какой формы крыша. Стоит ли делать спальню в мансарде?
Это было похоже на игру, я думал о ней, я ставил себя на ее место, я думал, чему она улыбнется, когда войдет, что ее может огорчить. Я перестраивал, перекраивал, переделывал все бессчетное количество раз, я не думал о том, что она просто может никогда не приехать…
Я не думал. Я был уверен, что найду ее. Был уверен, что найду слова, которые меня оправдают.
Я был готов поменять внешность, стать Лексом Вайсом, на самом деле и никогда не признаться ей кто я. Короче говоря, это была тысяча и одна идея как вернуть себе потерянную женщину.
А потом… Я просто не смог ее найти. Она словно исчезла отовсюду сразу. Даже слежка за ее бывшими друзьями не дала ровным счетом ничего.
Регистрационные номера документов, которые я ей выдал, последний раз фигурировали в аэропорте Нью Йорка, а потом терялись. Ценные бумаги, счета в банках так и остались неактивированными, я надеялся, что она хотя бы из любопытства обратиться в банки, но этого не произошло. Тогда я начал просматривать вручную базы данных населения, отыскивая женщин ее возраста с похожими характеристиками. Я сутками просиживал перед экраном, я стал боятся солнечного света, потому что нестерпимо болели глаза, я вглядывался в бесчисленное количество лиц, глаз, я перестал их различать. Мне все казались одинаковыми. Меня охватило острое невыносимое отчаяние.
Я не помню что было потом. Кажется, мои сердобольные соседи отправили таки меня в соответствующую клинику.
Потом появился Б., он хотел, что бы я вернулся, но я отказался, тогда он предложил мне «проектную работу». Во мне было столько отчаяния, столько не выплеснутой злости, что я согласился. Нет, я не жалел о своем выборе. Я гасил чужие жизни, как гасят свечи, без сожалений и лишних раздумий. Я всего-навсего, отнимал у них то, чего, я знал, никогда не будет у меня.
Дом в Версале я забросил. Я так и не нашел в себе сил туда вернуться.
У меня больше не было дома. Только гостиницы и съемное жилье. Я нигде не оставался подолгу.
Однажды, поздней осенью я увидел ее. Она шла, спрятавшись под рыжим смешным зонтиком. Забыв о приличиях, я окликнул ее по имени. Она обернулась. Конечно, это была другая женщина. Даже совсем не похожая на мою, давно потерянную. Но, повинуясь, внезапно охватившему меня чувству я пригласил ее выпить кофе.
Я помню ее очень хорошо. Ее звали Анна Лиис, ей было сорок восемь лет и она работала библиотекарем. У нее были совершенно чудесные волосы, и сеточка морщин в уголках глаз, она не была красива, но мне это не казалось важным. Она говорила, что я гожусь ей в сыновья, и всячески противилась моим ухаживаниям. Меня это забавляло. Я засыпал ее цветами и шоколадом. Я шептал ей все те слова, которые не смог сказать совсем другой женщине, я зарывался лицом в ее пушистые рыжие волосы и думал, что быть может мне удастся себя обмануть… Нет. Я никогда так не думал. Возможно. Не помню.
Недели три или четыре спустя, она пригласила меня к себе. В ее гостиной горел камин, она налила мне вина в пузатый бокал, а потом развязано улыбнулась и села мне на колени. Пятидесятилетняя дура.
Я убил ее. Просто так. За рыжие волосы, за имя, которое она не имела права носить, за все слова которые я ей сказал. Пока я вытирал отпечатки пальцев и наводил порядок, я подумал, что неплохо бы было бы взять себе что то на память, о той минуте, когда я окликнул ее на осенней улице. Я вспомнил этот смешной обычай отрезать локон волос у невесты. Мне показалось это забавным. Я поискал ножницы, они нашлись в кабинете на письменном столе. Я ушел из ее квартиры, унося в кармане пальто этот никчемный сувенир.
Позднее я понял, что мне доставляет удовольствие держать на ладони это медно золотистое колечко и любоваться им. Вспоминать мою потерянную любовь, и представлять себе оттенок ее волос. Чуть темнее или чуть светлее? Чуть больше каштана или чуть больше золота? Это было почти так же увлекательно, как украшать дом в Версале.
Потом я прочитал об убийстве мадам Лиис в газетах и это меня позабавило. Мне всегда нравилось ходить по самому краю бездны. Еще со времен войны.
Тогда я нашел вторую женщину…
Они все были игрушками. Бездушными куклами. Я играл. Я знал, что сделать, что бы кукла засмеялась или заплакала. Их приятно было обольщать, соблазнять, пугать. Они были предсказуемыми, и полностью в моей власти. Все одинаковые, похотливые, жадные, трусливые ведьмы.
С исключением я столкнулся лишь однажды. Девочка студентка химического факультета.
Совсем юная, очень красивая, очень решительная. Она единственная не испугалась. Сейчас я думаю, что мог бы в нее влюбиться… Жаль. Ее единственную мне жаль. Дурочка, она плеснула мне в лицо кислотой. Я чуть с ума не сошел от боли… или сошел.
Снова клиника, Б в бешенстве.
Все сначала… По кругу, по кругу.
Теперь я знаю, моя мимолетная мечта о простом человеческом счастье была блажью. Химерой.
Я не создан ни для чего подобного.
Даже если я найду нужные слова, я не смогу их сказать. Даже если я скажу их, за ними не будет ничего кроме слов.
Рядом со мной, та самая, настоящая, но не могу же я привести ее в старый запыленный дом в Версале?
И даже если мог бы, что я буде делать, когда при свете полной луны, мои нареченные придут требовать исполнения данных мне обещаний?
-
-
22.10.2008 в 18:41-
-
22.10.2008 в 18:43-
-
22.10.2008 в 18:45-
-
22.10.2008 в 18:46неужели и это признание ничего не поменяет?
-
-
22.10.2008 в 18:58